Серова Ольга Евгеньевна, кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник ФГБНУ «Психологический институт Российской академии образования», Москва, Россия

Ключевые слова: историко-психологическая реконструкция, методология гуманитарного исследования, нравственная доминанта психологического анализа, мировоззрение личности.

THE MORAL POSITION OF THE SCIENTIST IN HUMANITARIAN RESEARCH: ABOUT ESSAY STUDENT B. HOLCHEV

Olga E. Serova, PhD, leading researcher, Psychological Institute of Russian Academy of education, Moscow, Russia

Keywords: historical-psychological reconstruction, methodology of humanitarian research, moral dominant psychological analysis, the worldview of the individual.

Полноценный ретроспективный анализ психологического знания возможен лишь на основе изучения источников – реализованного продукта человеческого сознания, который и становится предметом изучения историка психологии. Продвигаясь от его неразгаданного образа к созданию смысловой интерпретации его содержания, он «далее конструирует историческую реальность, проявившую себя возникновением культурного феномена» [2, с. 26]. И этой реальностью оказывается личность творящего ее человека.

Основу настоящего исследования составил материал архива архимандрита Бориса (Холчева), сохраненный усилиями протоиерея Александра Куликова и прихожан храма Николая Чудотворца в Кленниках (Москва). Непосредственным предметом изучения стал уникальный документ, представляющий собой рукописный вариант доклада Б.В. Холчева на тему «Национализм и шеллингизм Николая Ивановича Надеждина» [3], подготовленный им в период обучения в Московском университете.

Этот документ бесценен для нас непосредственностью свидетельствования о необыкновенном человеке, сумевшем обширность своей научной эрудиции преобразовать в ясном средоточии духовной мудрости и, обретя высокую степень цельности внутреннего мира, единство мысли и жизни, сделать непростой выбор и понести крест пастырского служения. Конечно, таким предстает о. Борис в свои зрелые годы. Но анализируемое сочинение, составленное им в годы студенчества, как мы увидим, уже в достаточной мере отразило ту направленность духовного поиска, которая и определила формирование его уникального нравственно-психологического облика.

В плане выдвижения гипотез предполагалось, что анализ предмета исследования поможет в поиске ответов на следующий ряд познавательных запросов:

а) выявление особенностей личности и методов научно- психологического исследования Б.Холчева (1895-1971),
б) изучение психологических аспектов творчества Н.И. Надеждина (1804-1856), русского философа, литератора, общественного деятеля первой половины XIX века, до настоящего времени не получившее должного осмысления в контексте истории отечественной психологии,
в) выявление актуальных аспектов диалогической связи культурно-психологических и научных запросов прошлого и настоящего.

Свое исследование Борис Холчев начинает с изучения истории жизни Николая Ивановича Надеждина, или изучения жизненного пути личности (как именуется этот метод в современной психологии). Анализируя материалы биографии и автобиографии Н. Надеждина, он выявляет особенности социокультурного и личностного аспектов формирования психологического облика и специфики воззрений будущего философа и литератора. Смысловые акценты, расставленные самим исследователем в ряду избираемых и описываемых фактов, имеют особое значение, так как выступают референтами личностного запроса Бориса Васильевича Холчева и позволяют воссоздавать основные черты специфики его научного видения.

В том ракурсе, который избирает Б.Холчев для описания детства, воспитания и обучения своего героя, доминантой научного интереса выступает нравственно-волевой аспект. Прежде всего, он подчеркивает факт самостоятельных усилий Николая Надеждина, сначала мальчика, потом молодого человека, направленных на сохранение и преумножение дарованных ему личных талантов. Все силы своего познающего духа – Надеждин был одарен замечательной памятью, музыкальным слухом, лингвистическими способностями – он реализовывал в постоянном труде освоения новых знаний. Учился Надеждин самостоятельно, используя книги домашней библиотеки своего отца – сельского священника. Когда долгожданное обучение в семинарии оказалось под вопросом в связи с трудностями бытового и материального плана, 10- летний мальчик сам осуществил свой выбор: он без посторонней поддержки отправился в уездный город (Рязань) и выдержал личный экзамен у владыки. Б. Холчев подчеркивает присущую мальчику дисциплину духа: он не «побоялся», не потерял самообладания и сумел адекватно представить необходимый уровень подготовки (по истории, географии, а также словесности, предоставив собственное сочинение в стихах). В результате Николай Надеждин был зачислен в семинарию, минуя начальный класс. После успешного окончания семинарии он поступил в Духовную академию и закончил ее в 1824 году.

Для выявления особенностей воззрений молодого человека Б. Холчев обращается к записям его дневника периода обучения в академии. Они предоставили ценнейший материал для психологического анализа, так как зафиксировали события жизни, личностно значимые для Надеждина, и результаты его самонаблюдений. Например, информативными для исследователя оказались оценки, высказанные в адрес профессора Ф. Голубинского, преподававшего в академии историю философии. Они были выделены исследователем в качестве важных референтов, характеризующих образ мысли автора дневника. Н.Надеждин высказывал благодарность учителю за то, что тот сумел привить «общеисторический взгляд на развитие рода человеческого» и понимание истории не как хронологического сцепления фактов, а процесса выработки идей, «согласно с условиями места и времени». Вывод: история «есть мысль»3 очень близок Б.Холчеву. В ходе дальнейшего исследования жизненного пути своего героя он останавливается на участии Надеждина в формировании мировоззрения и литературного дара будущего славянофила Ю.Ф. Самарина (домашним наставником которого Надеждин стал 1826 году). И вновь исследователем подчеркивается факт постоянной работы Надеждина по самообразованию: в должности учителя он не переставал учиться, активно пользуясь книгами огромной библиотеки Самариных. С целью осмысления результатов этого процесса Б. Холчев привлекает в исследование материалы самоотчетов Н. Надеждина, которые позволили выявить его ценностные установки4. Как о самом важном своем достижении Николай Иванович говорит о том, что сумел «не потеряться во внешних взглядах», что знакомство с неоднозначными идеями властителей дум новейших времен, не сломали в его сознании, но лишь «облагородили» фундамент классической науки. Для Б. Холчева это свидетельство самостоятельности ума и особого чутья на истину как личных способностей Н. Надеждина.

Значимость методологического подхода Б. Холчева и выявленных с его помощью характеристик личности Надеждина, подтверждается их очевидной прогностичностью. Ведь на базе полученного знания становятся понятны нравственно-психологические основания многих последующих фактов биографии Надеждина: и увлечение системой Шеллинга, и выбор темы романтизма для докторской диссертации, и истории с «Философическим письмом» П.Я. Чаадаева, и активная общественная деятельность в должности профессора университетской кафедры, редактора журналов «Телескоп» и «Молва», пропагандиста русского образа жизни как автора «Журнала Министерства народного просвещения», а также ведущего сотрудника Общества истории и древностей и Русского географического общества. Если руководствоваться смыслом интерпретаций Б. Холчева, то возможно воссоздание характеристик, составляющих существо личностно-психологического портрета Н. Надеждина:

• убежденность в существовании специфического «русского образа мысли»,
• вера в прочность этого фундамента,
• направленность мышления на поиск научных средств для осознания и выражения его особенностей,
• стремление к практической реализации своих сил и способностей для блага России.

Эта фундаментальная характеристика ядра личности Надеждина выступила ключевым моментом для формирования у Б. Холчева глубокого понимания внешней неоднозначности выборов, принадлежащих знаменитому историку. Мы имеем в виду часто порицаемую в литературе так называемую «всеядность» известного историка в отношении идей самого разного направления. Исследователь пришел к заключению: Надеждин бесстрашно прибегал к заимствованию разнородных систем и идей, потому что в силу твердости своей личной убежденности действительно был способен использовать их потенциал ровно в той мере, в какой они могли быть полезны для научной проработки методов пробуждения национального самосознания русского народа.

Базовым в сочинении Б. Холчева при рассмотрении историософского наследия Надеждина выступает отношение к истории как целостному духовному процессу. Жизнь человечества трактовалась историком как последовательное чередование степеней раскрытия человеческого духа, или стадий формирования самосознания. Эпоха первобытного существования характеризовалась им как эпоха неведения любого различия и лишь смутного «предощущения» человеком полярности своей природы, когда перед его сознанием все представало в нераздробленном тождестве видимого и невидимого, материи и духа, природы и разума. Это состояние сознания отражено в первобытной поэзии, для которой не было границ между временем и вечностью, пространством и беспредельностью, в которой сливалось Божественное и человеческое. Ее сменила эпоха разделения, когда для человеческого духа становится все ощутимее двойственность своего существа и в актах самосознания первоначальное тождество превращается в осознание полярности внешнего и внутреннего мира. осознание двойственности через самосознание, цитирует Б. Холчев, есть начало полного человеческого бытия, «ибо человек только тогда начинает существовать по-человечески, когда силою внутреннего самоощущения себя, как представителя мира невидимого, бестелесного, внутреннего противопоставляет природе как совокупности целости видимого, телесного, внешнего мира и от нее отличает». Потому жизнь человеческого духа заключается в стремлении «добыть себе собственное, т.е. самостоятельное бытие» через сражение с противодействующей природой. Но человеческий дух всюду должен был «притыкаться» о природу и от нее постоянно возвращаться к самому себе. Отсюда развитие двух стремлений человеческого духа – «вне себя, расширительное» и «внутрь себя, самовозвратное, средо- стремительное». Дух человеческий или растекается по природе, и это означает забвение собственного бытия, или движется внутрь себя, «увлекая за собою весь видимый мир и как бы поглощая его в бездонной пучине внутреннего своего бытия». Этими разнонаправленными процессами, по мнению Надеждина, определяется экзистенциональная суть таких периодов жизни человечества, как античность и средневековье.

Например, античность – это «растекание» человеческого духа по природе. Потому он, с одной стороны, видит только природу – она для него и истина и источник вдохновения, но, с другой, – наполняет ее собой. Для средневековья «все было полно человека». Отталкиваясь от «иероглифов» пусть темной, но идеи человека, дух устремлялся внутрь, в размышления о самом себе. Онтологический процесс взаимодействия духа и природы, человека и земли, по Надеждину, определял и формирование социально-психологических отношений, характерных для разных эпох. Древние селились на свободной еще земле и как бы забирали ее «в рабство своему племени». В своем существовании они целиком зависели от этого куска земли; и потому любовь к родной земле, или «любовь к отечеству» составляла основу гражданской жизни древнего мира. Однако Надеждин подчеркивает, что для этих переживаний была характерна бессознательность, а для типа отношений, мотивированных ими, – стихийность. Это любовь «инстинктивная»: так «зверь любит свою шкуру», а «птица свое гнездо». Потому, по выводам Надеждина, «идея человечества» принципиально не могла существовать в древнем мире, она поглощалась «идеей отечества», в ней же исчезала и идея отдельного человека. В типе объединения людей, характерном для эпохи античности, Надеждину видится аналог мирского схода.

Психолого-философские размышления Надеждина о периоде средневековья исходят из принципов прямо противоположных тем, на которых строятся представления об этой эпохе в сознании большинства наших современников (во всяком случае, до недавнего времени). Смену периодов античности и средневековья Надеждин связывает с изменением общей интенции сознания, свидетельствующей о новом состоянии духа: сознание средневековья фокусируется на душе человека и идея личности вытесняет идею отечества. По Надеждину, происходят коренные изменения в сфере социального взаимодействия, поскольку в обеспечении условий своего существования человек все более зависит не от земли, а от своего властелина, или благодетеля. Вследствие этого обязанность защиты отечества по своей значимости начинает уступать обязанности защищать своего благодетеля. Надеждин выявляет духовный смысл характерных для средневековья представлений о властных отношениях. Он указывает на формирование нового типа социальной психологии, поскольку отношения между подчиненными и властью определялись теперь другим уровнем осознания. Смыслообразующим выступало понятие beneficium, или благодеяние. «Основание, на котором утверждался весь общественный союз людей, уже было не слепое влечение животной природы, но внутреннее чувство благодарной души». И это свидетельствовало, как выделил Б. Холчев, о формировании качественно иного внутреннего мира – мира ощущений и деяний «именно человеческих, в коих бессмертный дух мог видеть самого себя». Новое состояние человеческого духа определило и суть различий во всех сферах жизни. Изменились духовные основания семьи. Если в древнем мире семья базировалась, по Надеждину, на животности физического влечения несколько возвышенном взаимным участием в устройстве домашней жизни, то в средние века семья строилась на стремлении к святому общению душ и вечному союзу чистых сердец. Любовь приняла форму «бескорыстного самоотвержения: любящий как будто теряет самого себя в своей возлюбленной для того, чтобы после обрести себя в ней снова», – приводит это Рассуждение Надеждина будущий пастырь человеческих душ. осознание противоположности и полярности человеческого существа особенно проявляет себя в религии. Задача религии, как ее понимает Надеждин, – указать человеческому духу средство возвращения в первоначальное единство, из которого он ниспал. Для древних религий желаемое единство выражала гармоническое развитие всех потребностей и сил природной (животной) жизни, и идеал видимой красоты, потому «небо для них не превышало земного Олимпа». Христианство же «от безумного скитания по распутьям видимого мира» воззвало дух человека внутрь самого себя. Б. Холчев очень внимателен к суждениям Н.Надеждина о разной направленности духа в искусстве и науке периодов античности и средневековья. Античная философия – это направленность духа на природу и ее изучение, средневековая схоластика – это анатомическая работа духа над самим собой. Античное искусство отразило «преизбыточествующую полноту восторженного духа в творениях видимого мира», средневековое – впервые раскрыло «гармонию мира незримого, скрывающегося в глубине человеческой души».

Те аспекты учения Н. Надеждина, которые могут быть соотнесены с проблематикой современной этнопсихологии, строятся на представлении о народах как носителях духа, находящегося на определенной ступени своего осуществления.

Таким образом, каждый из народов, наиболее ярко заявивший о себе в разные периоды истории человечества, есть определенная степень проявленности духа и сознания. К XIX веку в лице германской нации человечество пережило кульминационную точку внутреннего процесса размежевания духа и материи. И, по закону философских триад, Надеждин доказывает неотвратимость восстановления единства и наступления третьей эпохи, в течение которой природа, господствующая над духом, и дух, предоставленный сам себе, придут к своему объединению. Однако инновация Надеждина – и на это обращает внимание Б.Холчев – заключается в понимании сути этого процесса: объединение «не через механическое их сгромождение, а через внутреннее динамическое срасление», или приведение к «средоточному» единству. Таким образом, решение проблемы было основано на характерном для православного миропонимания представлении о внутреннем средоточии как моменте качественного преображения сознания.

Динамика совершенствования человечества необходимо связывалась Надеждиным с выходом на мировую арену нового субъекта международных отношений и осуществлением исторической роли России. Народы западного мира, по выводам философа, уже осуществили специфику своей духовной природы: «высказали себя». И теперь переход в новое качество, приведение в средоточие возможно на основе иной самобытности – идеалов русского мировоззрения, имеющих характер «всечеловечности». Потому специфически русское оказывается тем необходимым «общим основанием», на котором можно «возвести полярную противоположность к средоточному единству». Б. Холчев обращает внимание на саму постановку вопроса Надеждиным: чтобы осуществить предстоящую грандиозную задачу исторического синтеза, Россия, прежде всего, должна сохранять свою народность и самобытность. Таким образом, осуществить национальное призвание России – это значит предоставить возможности для полного развития специфических свойств русского народа. Но проявить свой облик и укорениться в своей самобытности – это значит исполнить вселенскую роль и осуществить созидание нового периода истории человечества.

В общем содержании работ исследователь выделяет понимание народности, характерное для размышлений Надеждина. Народность для него – это «совокупность всех свойств наружных и внутренних, физических и духовных, умственных и нравственных, из которых слагается физиономия русского человека». Народность мыслится им как инварианта, нивелирование которой может происходить только под воздействием усилия, сознательно направленного на подавление внешней выраженности ее признаков. Для Надеждина очевидно: русский человек на всех ступенях просвещения сохраняет свои национальные особенности, «если не прикидывается умышленно обезьяною». Слагаемые народности – это, прежде всего, особенности ума и воли, «особый сгиб» которых и составляет специфику психологического склада русского человека.

Надеждин подчеркивает, что русский народ – лицо самобытное, в корне своем отличное от западных народов. «Наша национальная жизнь, наша история развивалась совсем иначе, при других условиях, по другим законам». И если свойства духа западных народов и потенциал созданной им цивилизации уже осуществились на предыдущих этапах развития человечества, то свойствам русского духа только предстоит проявиться, а потенциалу русской цивилизации только предстоит развернуться: «Наше назначение – развить из себя новую и могучую цивилизацию, цивилизацию собственно русскую». Однако Б. Холчев обращает внимание на взвешенную позицию философа в вопросе о соотношении самобытного и благоприобретенного. Надеждин призывал соотечественников «правильно» относиться к заимствованиям «и до поры до времени питаться ими, чтобы быть истинно русскими», поскольку в силу молодости у русского народа еще нет осмысления своей национальной истории, его самобытная физиономия еще вполне не определена, и он живет только «в первой главе книги своей жизни».

Приведенное выше заключение поддерживается у Надеждина историко-психологическим обоснованием, которое приводит и Б. Холчев. Системообразующим в данном случае является фактор национального самосознания; историческое развитие понимается как процесс изменения и возрастания степеней его формирования. Таким образом, каждый период – динамический момент истории духа и фактографический срез состояния национальной психологии. По Надеждину, период удельных княжеств – эпоха движения народного духа вовне, период брожения несознаваемых сил в условиях политической дезинтеграции и географической «неограниченности», порождающих реальную угрозу целостности и сохранению самобытного лица народа. Период татарского ига включает, по выводам философа, несколько стадий. Первую он характеризует как состояние полного оцепенения народного духа, вызванного шоком порабощения, следующую – как этап пробуждения сознания, активации процесса самосознания, и затем – как стадию мобилизации внутренних сил, формирования интенции на преодоление состояния, угрожающего жизни народа, когда деятельность народного духа устремилась внутрь себя и свое средоточие нашла в московском единодержавии. Б.Холчев тщательно анализирует авторскую концепцию значения московского периода в духовной жизни русского народа. Надеждин отмечает в истории двух первых веков московского царства высокую интенсивность событийного ряда, формирующего условия нестабильности, в которых колебания народного сознания не могут прийти в устойчивое состояние, а приобретенные изменения не могут окончательно закрепиться. По его мнению, за этот период Русь прошла все те этапы, на которые у Запада ушли тысячелетия: завоевание Казани, Сибири, Астрахани и пр. Иоанном IV – аналог эпохи западного рыцарства; в войнах с поляками Надеждин находил черты крестовых походов; период патриарха Никона сравнивал с эпохой Гильденбрандта; деяния Петра – с эпохой Реформации. Все эти «перевороты», произошедшие в течение всего лишь двух столетий, не позволили России – «юному исполину» – сформировать «определенную физиономию», и проявиться как самобытному лицу в мире сложившихся оригинальных характеров и действий. Н. Надеждин уподоблял Русь младенцу, выражение лица которого постоянно меняется, и на котором ни одна характеристическая примета не может удержаться надолго. Только в XV веке эта «летучая жизнь» была остановлена политикой, направленной на организацию государства. Однако начало это оказалось «дико» и «безобразно», поскольку было выражено «одним всемогущим “Да будет!” Петра», тиранически поправшим свободу воли самого народа. Из концепции Надеждина следовало, что сознательная история России насчитывает только одно столетие: «Сто лет в жизни народа – минута; и вот почему можно и должно сказать: “у нас нет истории”», – приводит Б. Холчев вывод Н. Надеждина.

При анализе текстов исследователь выделяет параметры отличий русского и западноевропейских народов – разница в возрасте (русский народ молод), иные способы существования государства, иные корни духовности.

Фактор незаконченности формирования русского самосознания, подчеркивает Б. Холчев, указывает на молодость русского народа, на то, что он не жил еще подлинной русской жизнью. Фактор утраты высших ценностей в сознании западных народов указывает на то, что их существование нельзя уже назвать собственно «жизнью»: внутреннее гниение нравов есть только конвульсии агонизирующего трупа. Именно Н. Надеждину принадлежит вывод о завершении самобытной истории западноевропейской цивилизации.

На нравственные факторы опирается Надеждин и далее – при сопоставительном рассмотрении антиномии причин и способов, лежащих в основании процесса образования государства и оформления отношения к власти на Руси и на Западе. Б. Холчев выделяет следующие утверждения. Западные государства «забрызгали свою историю кровью», власть здесь утверждалась завоеванием, порядок был «сладким плодом горького насилия». Дух насилия, лежащий в основании истории, заставляет западные народы и сегодня жить в постоянном раздоре. Им исторически завещана непримиримая вражда сословий, «бесчисленные неисполнимые притязания, химерические требования». Именно в силу генетически обусловленной агрессии противостояние западных народов отличается «междуусобным остервенением» и «осквернением алтарей» побежденных. Потому, считает Н.Надеждин, в самой истории западноевропейских народов содержится зародыш их гибели. Напротив, «народ русский до сих пор есть великое патриархальное семейство». Еще «во тьме язычества, ...по одному внушению добровольного чувства, которое принадлежало только одному ему», он «сам преклонил колена, сам смирил свои могучие силы и предал свою великую и богатую землю спасительной власти единодержавия». Обращает внимание выраженный акцент, который проставлен в исследовании Б. Холчевым – в начале русской истории лежит акт сознательной воли, исток нашей национальной жизни – смирение и сознательный выбор. И далее духу разрозненности, питающему психологию западноевропейских народов, противопоставляется характерный для русских дух общения и общинности, дух цельного со-существования: русский человек не отделяет себя как некую индивидуальную сферу бытия от народа, он живет «общими колебаниями сферы, к которой принадлежит». И полнота личной жизни русского человека возможна только в единстве с жизнью отечества.

Различие духовных основ, из которых выросли западная и русская история и культура, следует и подтверждается спецификой принятия христианства: Русью – от Византии в форме православия, Западом – от Рима в форме католичества. Потому, приводит слова Надеждина молодой исследователь, западная культура не может служить образцом для России: во- первых, потому, что не является общечеловеческой и в своем возникновении и своем развитии обусловлена специфическими условиями жизни западных народов, и, во-вторых, потому что не является вершиной совершенства, а лишь отражением особенностей психологии западного человека.

Особому анализу подвергает Б. Холчев вопрос об отношении Надеждина к деятельности Петра I. Для него очевиден нравственно-психологический смысл рассуждений автора. В целом отношение это положительное: Петр вывел Русь из замкнутого состояния и заставил войти в состав просвещенного мира; Русь отделилась от Востока и двинулась в сторону Запада, что дало ей возможность «участвовать в умственном капитале человечества, накопленном совокупными силами народов в продолжение тысячелетий». Но Надеждин обращается к субъективной составляющей известных исторических событий и концентрирует внимание на личности Петра, указав внутреннюю связь между характером царственного реформатора и характером его преобразовательных действий. Б. Холчев присоединяется к психологическим суждениям Надеждина и фиксирует: Петра отличало глубокое равнодушие к тому, что собственно составляло русскую народность. Движимый силой интенции на обесценивание самобытного русского Петр мог без сожаления осуществлять свои нововведения. Потому переворот был и «крут и поспешен». Однако не только поэтому. Б. Холчев обращает внимание на еще одно небезынтересное Рассуждение Надеждина: Петр был русским человеком и по себе «знал несокрушимую упругость народного духа» и абсолютно не сомневался в жизнеспособности русского народа. То есть, позволим себе распространить мысль Надеждина, он сознательно рассчитал силу удара так, чтобы уничтожая «косную традицию», не уничтожить ее носителя – народ, но, одновременно, и не оставить этому народу сил для того, чтобы он, сопротивляясь, не смог не вступить на путь «европейского прогресса». Действительно, так и случилось: и Русь существовать не перестала, и новый – западноевропейский – вектор исторического движения был задан и осуществлен.

Описание практических следствий насильственного петровского благодеяния Надеждин проводит в нравственной перспективе, в перспективе оценки возможностей для сохранения полноты самобытного существования народа. И Холчев разделяет выводы автора: сойдя с пути самобытного развития Россия уподобилась физическому телу, потерявшему центр тяжести, и, двинувшись по дороге европейского прогресса уже не имела сил остановиться в заданном ей направлении: она предалась эксцентрическому движению, осужденная жить задним числом и питаться вчерашними остатками европейских идей. И как трагически-необходимое следствие отмечается, что занятые постоянным «пересаживанием» чужих мыслей русские так и не научились «изнурительным работам возделывания собственной почвы». Таков результат, по Н. Надеждину. Следуя только европейским путем развития, Россия все более будет утрачивать способности, во-первых, обретения собственной личности и, во-вторых, выполнения своей общечеловеческой миссии. Таково в докладе заключение Б. Холчева.

Но, знающий по опыту собственной души, силу духовно-психологического потенциала своего народа, Надеждин считал, что у русского человека довольно ума, чтобы не жить всегда чужим умом; довольно силы, чтобы работать из себя и для себя, «а не на европейской барщине». Потому европейское просвещение и не должно быть огульно отрицаемо, потому что у нас достаточно внутренних для активной переработки его русским сознанием, для того, чтобы обратить его богатства «в нашу собственность», и приспособив его к русскому духу, затем «заново возрастить уже собственными силами из внутренних соков русской жизни». И Холчев отмечпет, что утверждение о возможности критичного усвоения культурных достижений народами опирается у Надеждина на реальный пример опыта древней Греции, которая, как писал историк, «учась у Азии», тем не менее, «не сделалась Азией».

В нашем исследовании реконструкция основных суждений Б. Холчева в отношении историософского творчества Надеждина, привела к оформлению следующей методологической модели:

• Отправной точкой психолого-философских размышлений Надеждина выступало конкретное культурное явление, но взятое не изолированно, а в общем социокультурном и нравственно-психологическом контексте.
• Контекстуальным полем («рамой»), в котором простраивалась основная проблема, служили идеи Шеллинга; в системе шеллингианских понятий анализировалась Феноменология и определялся ракурс ее интерпретаций.
• Внутри «схемы шеллингизма» существовало ядро качественно иных представлений, которые были сформированы в ценностном ключе восточно-христианской культуры; их актуализация была обусловлена личной религиозностью мыслителя, типом его воспитания и образования.
• Осевой для мировоззрения Надеждина являлась проблема «национализма», внутренняя структура которого состояла из двух подструктур – представления о народности и представления о самобытности, в совокупности и составлявших интегративное единство, выраженное осевым понятием.
• Специфика понимания самобытности и народности была обусловлена историзмом как доминирующим свойством научного видения Надеждина: cамобытность и народность «не есть нечто такое, что уже нашло свое осуществление и теперь должно или может быть возрождаемо». Отсюда: русский народ еще не определился в своем национальном облике, его самосознание еще не сформировано, но это – следствие особенностей развития и этап этого развития, а «не окончательный приговор»; в незавершенности процесса – потенциал дальнейшего становления.
• понимание основной мировоззренческой проблемы национализма строилось на определенных смысловых положениях: отсутствие пиетета перед Древней Русью, в целом положительное отношение к Петровским преобразованиям, понимание национальной специфики характера западноевропейской культуры, представление о нравственной несостоятельности западного образа жизни; признание самобытности русской культуры и ее особого положения среди народов, идея универсального значения ее нравственных ценностей, представления о мирном характере образования русского государства, сознательном и добровольном отречении народа от государственной власти, заимствовании христианства от Византии, признание самодержавия и православия основными отличительными чертами русской народности. Первые две позиции совпадают с установками западников, остальные – славянофилов.
• мировоззрение Николая Ивановича Надеждина синтетически объединяло в себе те элементы, которые впоследствии, уже в антагонистическом противопоставлении, нашли свое отражение в мировоззрении славянофилов и западников.

Представленные результаты исследования, обладающие потенциалом самого широкого применения для решения проблем в различных сферах научного знания, с необходимостью выдвигают требование реконструкции основных отличий «творческой мастерской» самого Б.В. Холчева.

В настоящем исследовании при подходе к первоисточнику мы руководствовались одним из основных требований методологии историко-психологической реконструкции, предписывающим относиться к изучаемому источнику, прежде всего как к факту человеческой деятельности, соизмеряя его содержание с особенностями психологических и социальных воззрений, масштабом личности создавшего его человека [2]. Соответственно, с этих позиций значимость научных референтов приобретают смыслы и интересы автора, оказывающие влияние на характер его научных интерпретаций. В качестве операциональных критериев для решения задачи их воссоздания были выделены:

a) специфика фракталов содержания, выбранных автором для анализа из общего массива первоначального материала,
b) смысловые акценты, расставленные автором при изложении и трактовке рассматриваемого им содержания,
c) репрезентативность общего поля материалов анализа

В первую очередь было установлено, что Б. Холчев использовал весь массив текстов Н.Надеждина, опубликованных в российских периодических изданиях «Вестник Европы», «Телескоп», «Молва», «Журнал Министерства народного просвещения», «Русская старина» и др., а также материалы его автобиографии. Результаты же рассмотрения всего объема «сырого» материала, составившего источниковую базу его аналитического доклада, выявили такой уровень постановки и проработанности автором выдвинутой проблемы, что результат рассмотрения по своему научному содержанию оказался во много раз превышающим требования, предъявляемые к студенческим работам.

В ряду слагаемых научного успеха мы выделили бы два фактора – уровень философской подготовки и особый ракурс авторского видения Б. Холчева. Свободное владение всем комплексом историософских текстов Надеждина, точное выявление существа его идей свидетельствовало, что молодой исследователь обладал достаточным багажом историко- философского знания и имел навык его профессионального использования. Но главным было то, что в анализ философско- теоретического материала он привносил свое психологическое видение, отличающееся нравственной доминантой. Содержание фракталов научного творчества Надеждина, уже самим фактом их выбора исследователем, указывает на стремление понять содержания внутренней мотивации, которой руководствовался человек, их создавший, и на этой основе составить описание истории жизни личного духа. И таким образом, первоисточник – научный доклад Б. Холчева – предстает перед современным ученым как профессионально выполненное нравственно- психологическое исследование, воссоздающее особенности мировоззрения и личности Николая Ивановича Надеждина, историю жизни его личного духа.

На сегодняшний день актуальность его несомненна, т.к. и сама личность Н. Надеждина и научная значимость его творчества остаются малоизученным материалом для истории научной психологии.

Подход Холчева многомерен: феномен мировоззрения «зрелого» Надеждина в его исследовании выступает и как предельный по своей информативной насыщенности в плане свидетельства о состоянии менталитета русского образованного общества первой половины XIX века, и как занимающий особое место в ряду известных явлений нашей интеллектуальной истории.

В процессе воссоздания основных черт этого феномена, можно выделить два этапа. Первый – изучение конкретного явления и выявление его особенностей, второй – рассмотрение явления в контексте развития русской общественной и философско-психологической мысли. Здесь мы, с одной стороны, имеем дело с общефилософской позицией аналитико- синтетического выявления взаимоотношения конкретного и общего в диалектическом единстве. И, одновременно, с другой, – пример индивидуального подхода конкретного мыслителя Б. Холчева в отношении рассматриваемого явления человеческой психологии. Обозначенный индивидуальный подход отличает умение сочетать множественность характеристик, выделенных в аналитическом рассмотрении, во всем объеме глубины внутреннего сознания конкретного человека, преломляющего в единстве личности разнородные факты научного восприятия. Его методология включает: выявление конкретного содержания личных представлений (1), соотнесение их разнородных аспектов в реальном понятийном плане, характерном для сферы мышления и представлений данной личности (2), воссоздание на этой основе целостной картины мировоззрения личности (3).

Применение такого подхода и такой методологии доказало свою эффективность и в плане глубокого понимания внутренних причин явлений социокультурного контекста. Так, при обсуждении феномена мировоззрения Надеждина исследователь необходимо касается проблемы «славянофильства – западничества» (не теряющей в веках своей значимости для русской жизни) и в этой связи предлагает толкование, которое сегодня с полным правом может быть отнесено к области и методам исторической психологии. Нравственно-психологический «выход» на проблему и включение феномена «славянофильство – западничество» во внутренний план историко-генетического и социокультурного анализа, привели исследователя к выводу, что разделение во взглядах русского образованного общества на смысл отечественной истории было нравственно и психологически подготовлено в контексте предшествующих событий, т.е. явилось результатом «вызревания» общественной мысли. Начало динамике задали события 1812 года: они привнесли огромный объем информации, несовместимой с основаниями «старого» взгляда на мир и на самих себя в сознании русских людей. Они породили запрос на осмысление самобытности русской культуры, сформировали потребность в национальном самосознании и самоопределении, т.е. заложили процесс формирования нового общественного мировоззрения. «Образованное общество» в лице конкретных своих представителей оказалось перед необходимостью предпринимать определенные шаги в области теоретического и практического обоснования нового понимания жизни. В этом психологические причины «философского бума» начала XIX столетия. Распространение недифференцированного интереса к новым философским системам было проявлением основной интенции на поиск инструмента адекватного познания новой феноменологии. Естественно, что этот «поток сознания» требовал своего упорядочивания и вызывал изменение форм общественной жизни. В этом внутренняя суть формирования новой общественно-политической культуры кружков первой половины XIX века. Сначала это были кружки декабристов, посредством которых осуществлялись идеи просветительской философии XVIII века, затем любомудров – шеллингианской идеологии, далее – кружки революционно-демократической направленности. Славянофильство и западничество – проявление кульминационной стадии формирования новых установок общественного мировоззрения, которые существовали в этот период в своем истинном виде – в виде противоречия. Существо различий этих двух направлений Б. Холчев определяет так: славянофильство и западничество противостояли друг другу не только по теоретическим, но, прежде всего, по психологически – личным, мировоззренческим основаниям. Разнонаправленность воззрений славянофилов и западников – это впервые проявленная вовне постпетровская антиномия менталитета образованной части русского общества. И это «разделение психологий» оставалось типичным на протяжении всей истории русской интеллигенции.

Таким образом, вследствие нравственно-психологической ориентированности своего подхода, Борис Холчев прослеживает генезис формирования проблемы «западничество – славянофильство» с точки зрения изменения установок общественного сознания и выявляет мотивационную сторону процесса социальных изменений. Специфика авторского видения проблемы обусловила и смысл конечного вывода о существе противопоставления этих направлений по нравственно-психологическому, мировоззренческому фактору.

В своем понимании антиномии славянофильства и западничества по нравственно-психологическому фактору Борис Холчев совпадает с позицией прот. Георгия Флоровского [2]. Но доклад Холчева был прочитан в студенческой аудитории Московского университета ранее 1920 года, тогда как лекция Флоровского, в которой был озвучен данный вывод, прочитана в 1921 году. Очевидно, что за выводами автора исследования «Национализм и шелленгизм Николая Ивановича Надеждина» Борисом Васильевичем Холчевым следует закрепить научный приоритет.

Заключение

1. Гипотеза, предложенная в начале исследования, подтвердилась, поскольку изученный документ ответил на выдвинутый тройственный запрос.
2. Выполненная психолого-историческая реконструкция в очередной раз четко обозначила тот факт, что ведущим фактором гуманитарного исследования выступает личность человека и своеобразие совокупности характерных для нее нравственных смыслов.
3. Последовательно восстанавливая тот или иной ракурс смыслового содержания творческого наследия, исследователь необходимо оказывается включенным в диалог с его автором.
4. Созвучие смыслов питающих душу исследователя и смыслов души, результат творчества которой становится темой его рефлексии, – непременное условие такого исследования.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Медушевская О.М. Источниковедение. Теория, история и метод. М., 1996.
2. Медушевская О.М. Эмпирическая реальность исторического мира / Вспомогательные исторические дисциплины – источниковедение – методология истории в системе гуманитарного знания: Материалы XX международной научной конференции. Москва, 31 янв. – 2 февр. 2008 г. М.: РГГУ, 2008. С. 24–34.
3. Флоровский Г., прот. Вечное и преходящее в учении русских славянофилов / Славянски глас. София, 1921. Т. 1. № 3. С. 59 – 77.
4. Холчев, Б.В. Национализм и шеллингизм Николая Ивановича Надеждина. Копия доклада. 1914-1915 / Коллекция копий материалов архива Б.В. Холчева (архимандрита Бориса). Научный архив Психологического института. Ф. 37. Оп.1. Ед. хр. 31.